Офис-манчкин Апокалипсиса

        Серёжа проснулся от сдавленной попытки закричать во сне. Его бил озноб и остатки галлюцинаций из еженощно повторяющегося кошмара о недавно уволенной сотруднице. Серёжа был совладельцем крупного развивающегося холдинга и знал в лицо, а тем более, по имени, далеко не всех своих подчинённых, а только тех, с кем доводилось делить постель, косяк или бутылку. Его давно не интересовал круговорот людей в его конторе, тем более, что всю административную часть давно и крепко принял на свою широкую мужскую грудь его соратник и гендиректор Альберт, а Серёжа предпочёл остаться легендой клуба избранных, идейным вдохновителем, креативным Богом и алкогольным гуру матерных истин. Но только для души, поскольку для растущего тела он уже зачал совсем иной бизнес.

        Эхо последнего выстрела смолкло где-то в затылке. Серёжа, пошатываясь, встал и поплёлся на кухню. Жизнь удалась и какого чёрта она так нелепо заканчивается во сне четырнадцатую ночь подряд?..

        Вечером пятницы Серёжа хмуро стоял у лифта, ожидая погружения в невыносимый алкотреш наслаждения участью топ-менеджера 21 века, плавно переходящий в утро воскресенья. По коридору навстречу уныло ковыляла Алевтина. Серёжа иногда здоровался с Алевтиной, хотя ничего и никогда с ней не делил. Здоровался сначала равнодушно, потом с симпатией, потом сквозь зубы, потом опять равнодушно. Алевтина не представляла из себя личности и в конторе выполняла роль статиста. Днём она близоруко улыбалась всем подряд, хотя не помнила половины имён, заикалась, сутулилась, и одевалась как шпана, а во внеофисной жизни практиковала небээрдэшный бдсм сверху, играла на бас-гитаре в каком-то стриптиз-клубе и очень агрессивно писала в своём ЖЖ очень глупые тексты. Серёжа не отдавал себе отчёта в том, какой из этих пунктов изначально привлёк его внимание к Алевтине, но несколько раз он встречал её взгляд и смутно сожалел о том, что её мысли не материальны.

        Все знали, что Алевтина фрик и ожидали от неё отжига. Но в офисной жизни Алевтина проявляла себя уныло, замкнуто и безынициативно, что довольно быстро разочаровало в ней всех изначально очарованных шлейфом азартного жизнелюбия. В конторе её либо сдержано недолюбливали, либо нескрываемо презирали. Наконец она всем надоела и от неё избавились. Последний вечер Алевтины заканчивался у лифта, где ждал Серёжа и ещё несколько человек.

        Лифт не торопился. Созерцание унылой Алевтины порождало в Серёжиной душе дискомфорт, замешанный на чувстве вины и неоправданных ожиданиях, хотя он и не имел никакого отношения к её увольнению. Тем не менее, дегустация его неприятно взволновала, и он поспешил ретироваться назад в офис, предпочитая переждать, пока лузеры покинут корабль победителей. Через пять минут в холле никого не осталось.

        Однако уйти Серёжа не успел, его задержал Валера, любитель выпивки по пятницам и не только. Не только по пятницам и не только выпивки. Серёжа и Валера имели довольно много общих интересов из самых разных областей их жизнедеятельности, в том числе и общие пороки, страсть к лелеянию которых позволяла им делиться самыми сокровенными секретами. А поскольку Валера знал уже слишком много опасных секретов и при этом легко терял контроль над собой и связь с реальностью, Серёжа нуждался в эффективном средстве давления на коллегу-собутыльника.

        До того как всем стало ясно, что Алевтина унылое эмо, Валера пытался за ней ухлёстывать, как, впрочем, и за остальными полутора сотнями девушек холдинга. Его манил шлейф внеофисной бэдээсэмности Алевтины, который Валера вожделел опробовать на своём рыхлом теле. Некоторое время Серёжа с интересом наблюдал – уложит ли Валера Алевтину или не уложит, вынашивая макиавеллиевские планы по манипулированию Валерой с помощью шантажа офисной судьбой его секс-игрушки. Однако довольно быстро выяснилось, что Алевтина горазда только жрать за чужой счёт, а истязание пресыщенного жизнью Валериного тела её нисколько не интересует. Валера эмоционально самоудалился из жизни Алевтины, а Серёжа лишился рычага давления на высокооплачиваемого гениального раздолбая.

        Проведя минут двадцать за обсуждением новостей высоких технологий, насыщенных брутальным мужским юмором, Серёжа подумал о том, что неплохо бы уже уехать, когда створки лифта медленно раскрылись, являя миру Алевтину. "Наверное забыла что-то, растяпа", – подумал Серёжа. Лицо Алевтины было непривычно суровым, отсутствие дурашливого дружелюбия заострило её пухлые черты, а угольно-чёрные глаза перестали выражать что-либо человеческое. Плавным хищным жестом Алевтина извлекла из-под полы пальто памп экшн шотган и вскинула его к плечу. Включился режим замедленный съёмки и хор на плохой латыни. Серёжа вспомнил, как она всегда роняла предметы, спотыкалась и делала прочие неловкие вещи, и подумал о том, как уверенно она передёргивает затвор сейчас. Угольное, как глаз Алевтины, дуло обращается к Серёже, медленно переплывает на Валеру, застывшего за стаканом мескалиновки. Стакан разлетается вдребезги за долю секунды до черепа Валеры, в котором могло бы родиться ещё много светлых идей, не займи его алкоголь.

        Кровь мгновенно окрасила четырнадцать сортов чая, заботливо расставленных секретаршей Лизой на трёх полочках, прибитых под Лизиным чутким руководством мальчиками из отдела техподдержки. Окончательно стирая различия между чаями, рыхлое тело Валеры, готично затянутое в вечно-чёрные джинсы и свитер рухнуло вместе с чайными полками на пол и перемешало коробочки конвульсивными подёргиваниями в предсмертной агонии. Валера так и не успел понять, что этот траур он уже давно носил не по убитой им когда-то жене, а по себе, по своей загубленной алкогольно-эгоистичной ленью бестолковой жизни.

        На шум из ближайшей к кухне комнаты высунулись менеджеры. Алевтина трижды передёрнула затвор. Серёжа в трансе шёл рядом, механически отмечая растущее число трупов. В первой комнате Алевтина задержалась не более чем на несколько секунд. Когда гул выстрелов смолк, последним оставшимся в живых человеком оказалась жена Серёжи, Роза, забившись под стол, она прикрывалась гламурным розовым ноутбуком и тихонько повизгивала. Алевтина опустила дробовик и шагнула в коридор.

        Единственным, что в последние годы поддерживало жизнь в загибающимся от пресыщения талантливом теле Серёжи, был безудержный и неукротимый секс. Пышные формы удачливого бизнесмена не мешали Серёже быть гибким и фантастически изобретательным. Неукротимая сексуальная энергия струилась из всех отверстий его одухотворённого лица. Он был маниакально охоч до эротических экспериментов, однако юная Роза радовала его фантазию лишь на первых порах знакомства, пока заветная Серёжина эстафетная палочка не перекочевала из ослабевших рук бывшей Серёжиной жены в её по-мужски цепкие ручки на благословлённых ЗАГСом основаниях. После этого Роза облегчённо вздохнула, приняла подаренные на медовый месяц бразды правления отделом холдинга со всеми сопутствующими благами цивилизации и долей в новом строительном бизнесе и возлегла на спинку на супружеское ложе, предоставив Серёже копошиться сверху, пока за прикрытыми веками его молодой жены плещется море и качаются пальмы. Серёжа чувствовал себя морально изнасилованным, но что-либо поделать уже не мог, поскольку человеческая природа такова, что каждая следующая Роза неизбежно будет не менее меркантильной и сексуально инертной особой и Серёжа это знал.

        Перехватив отчаяние в Серёжином взгляде, Алевтина вернулась в комнату и выстрелила в ноутбук, пробив дыру в них с Розой. Оба выключились одновременно.

        Следующую комнату предусмотрительно заперли изнутри. Алевтина догадалась, что это смышлёная не по годам юная секретарша Лиза решила всех спасти и оперативно приняла меры. Скорее всего, она уже позвонила в службу спасения, милицию, скорую и налоговую. Алевтина с трёх шагов выстрелила в замок, толкнула дверь ногой и медленно вошла туда, где провела лучшие годы своей никчёмной жизни. Комната казалась пустой, потому что все менеджеры попрятались под столы, и только за самым дальним столом бесстрашно и величественно восседала на своём троне Королева Офиса и Несокрушимая Предводительница Инсургентов в одном лице, Маргарита Савенкочегеваркина. Ни один мускул не дрогнул на её смугло-высокомерном лице, тщательно смазанном дорогим тональным кремом, когда угольно-чёрные глаза Алевтины встретились с её глазами. Алевтина опустила дробовик. Ей стало неловко вот так без финального диалога добра со злом, без всякого "здрасте" взять и застрелить ту, кого она лишь недавно перестала видеть в эротических снах. Чтобы чем-то заполнить неловкую паузу, Алевтина задумчиво размозжила выстрелом голову притаившемуся за ближайшим столом полному лысоватому молодому человеку с приятной картавостью. Его сосед напротив, не менее приятный молодой человек, однажды очень помог Алевтине завести сломавшуюся машину. Алевтина всегда хорошо помнила причинённое ей добро, поэтому этот человек в тот день не пришёл в офис и спасся.

        Не зная, как начать разговор, и стоит ли, Алевтина меланхолично отстреливала менеджеров из-под столов справа налево. Увлёкшись, она едва не пропустила выпад сзади – над правым плечом раздался смертоносный свист катаны. Смышлёная, и почти такая же бесстрашная, как сама Несокрушимая Предводительница Инсургентов, чьё место она намеревалась занять годика через три, юная секретарша Лиза ловко орудовала катаной, с которой усердно тренировалась каждое утро перед приходом на работу первых менеджеров. Алевтина едва успевала уворачиваться, не выпуская из прицела Маргариту Савенкочегеваркину, которая была куда более опасным противником.

        – Хомячки не сдаются!!! – прокричала Лиза, по-ниндзюковски развернувшись в прыжке так что её тяжёлый кроссовок едва не обрушился на голову Алевтины, что наверняка остановило бы все последующие смерти в этом офисе.

        – Перестань! – Алевтина вытолкала Лизу в коридор, где застыл соляным столпом Серёжа. – Я не собиралась тебя убивать!!! У тебя вся жизнь впереди!

        – Ты мне тоже всегда нравилась, – Лиза опустила голову и бросила катану. – До тех пор, пока я не узнала, что тебе прислали чёрную метку. Дружить с помеченными смертью опасно, можно заразиться чумой и стать таким же фриком в пижаме как ты. Понимаешь, когда фрика в пижаме за руку приводит босс – это одно, а когда фрик в пижаме лузер – совсем другое.

        – Я тебя понимаю и не виню, – кивнула Алевтина. Вытянутая в Маргаритину сторону рука с дробовиком затекла и дрожала. – Иди!

        Алевтина вернулась в комнату, но тут же обернулась. Топот Лизиных ног удалялся совсем не в сторону выхода, а вглубь офиса. "Она решила спасти Федю Перестукина!" – мелькнула в голове страшная догадка. Этого нельзя было допустить – Федя должен умереть!!! Но Лиза была по уши влюблена в Федю и, если надо, закроет его от пуль своим телом. Тяжело вздохнув, Алевтина выстрелила вдогонку Лизе. Трудолюбие, ум, находчивость, организованность, карьеризм – всё это пало жертвой безответной любви, и тяжело ударившись об пол проехало ещё несколько метров пока не стукнулось остатками головы в дверь в конце коридора. Туда Алевтине ещё предстоит заглянуть.

        Алевтина подкинула дробовик в руке, перезаряжая, и вернулась в комнату. За несколько секунд её отсутствия комната наполнилась движением. Окно возле пожарной лестницы было открыто и Маргарита Савенкочегеваркина проворно эвакуировала своих людей из зоны поражения. Кодекс чести предписывал капитану последним покинуть борт, поэтому Маргарита бесстрашно выпроваживала подчинённых в окно одного за другим, подталкивая особо нерешительных привычным пинком под зад ногой. Последним неуспевшим эвакуироваться стал Тимур Маскулиннский, главное мачо офиса, по которому тайно вздыхали все девушки за тридцать и даже некоторые из их мамаш. Лучшей физической формой не мог похвастаться никто в офисе. Такую красоту было непоправимо жаль разрушать. К счастью, Тимур сам волевым мужским решением снял этот камень с души Алевтины. Поняв, что побег запалили, он оттолкнул Маргариту и с разбегу бросился в окно с громовым рыком "Джеронимоооооооо!!!!!!!!!!!!!" Кажется, он первый раз в жизни сделал это без альпинистского снаряжения.

        Алевтина медленно повернулась к Маргарите.

        – Теперь здесь остались только мы и Серёжа.

        – И Аркадий.

        Алевтина вздрогнула. Как же она могла забыть о том, чья добрая улыбка повергала её душу в трепет неземного вдохновения, лишая способности выражать свои мысли вербально. Аркадий служил наркотиком очень многим людям. Люди подставляли свой мозг под энергетические волны мягкого голоса Аркадия и впадали в вечный сабспейс, бережно и нежно убивающий влюблённую жертву. Если бы не вынужденная необходимость обрести свободу в служении, Аркадий мог бы править миром. О такой власти мало кто дерзал и помыслить, но Аркадию она была не нужна.

        Он был здесь. Он никуда не уходил. Всё это время он сидел в своём кресле, улыбаясь, наблюдал за происходящим, лениво щурился от брызг крови, покрывающих его нечеловечески прекрасное лицо тибетского гуру отдающего приказы в застенках НКВД.

        Он давно вожделел смерти. Аркадий встал и приветливо улыбнулся ей навстречу, добродушно сощурив глаза, каждый из которых вмещал вселенную. Впервые за этот вечер глаза Алевтины наполнились слезами. Самую яркую вспышку в своей жизни Аркадий встретил левым глазом и вселенная померкла. Его мечта сбылась.

        – Кому простите грехи, тому простятся. Кому оставите, на том останутся, – донёсся до Алевтины его тихий шёпот, являющийся по всей вероятности порожденьем слуховой галлюцинации, поскольку на тот момент головы у Аркадия уже не было. Внутри он оказался устроен также как все люди, хотя у Алевтины на миг просквозило ощущение, что после смерти Аркадий рассыплется по комнате разумным картофельным полем.

        Маргарита по-прежнему являла собою образец хладнокровия. Казалось, смерть совсем не страшит её. Возможно, на неё попали брызги крови Аркадия и она заразилась суицидальным делирием...

        С виду Маргарита "Из хиппи в яппи" Савенкочегеваркина казалась дополненной и улучшенной версией Алевтины с такими же проблемами и комплексами, детскими шипами наружу и утончённым декадансом внутри. Она также выросла в среде, где признание даётся лишь путём борьбы и борьба стала её смыслом. Они одинаково мечтали вырваться из порочного круга, где им отводилась вечная роль гадкого утёнка – они чувствовали крылья за спиной, но равнодушное общество не позволяло расправить их. Чужеродный агрессивный социум душил лучшие порывы Несокрушимой Предводительницы Инсургентов до тех пор, пока на её пути не встретился влиятельный друг. Влиятельный друг насильно явил её сопротивляющемуся миру и мир был вынужден принять её власть, которую она наконец-то завоевала, пусть и совместным раскуриванием травы с властьимущим за экзистенциальными беседами, в коих она была непревзойдённым мастером. Власть над одним зачастую даёт власть над многими, так и вышло в случае с Маргаритой Савенкочегеваркиной, получившей в новом мире своё прозвище "Из хиппи в яппи". Враждебный социум был силой поставлен перед ней на колени её собутыльником и другом во грехе. И социум прогнулся и терпел, пока не привык и не возлюбил её власть всем сердцем, искренне, как только может любить бездумный офисный планктон. Прошлое гадкого утёнка мигом забылось. Тех, кто не принимал её больше не существовало, осталась только та часть мира, которой влиятельный друг позволил ей повелевать.

        Её влиятельным другом был гендиректор Альберт Гашишев. Откопав много лет назад этот самородок на помойке, он был поражён её прекрасным внутренним миром, недетской рассудительностью, и неженской несокрушимостью, с которой она готова была идти на баррикады, сжимая в тонких девичьих руках тяжёлый М16. Её трогательное перемазанное грязью лицо с выражением готовности к вечной войне до слёз тронуло удачливого предпринимателя и одинокого молодого отца, чья жена навеки канула в высокое искусство, недоступное его пониманию. А душа отчаянно требовала понимания и именно понимание смогла ему дать эта хрупкая девочка-революционер с шипами наружу и ранимым, но роскошным упругим сердцем, бьющимся под камуфляжем.

        Альберт Гашишев, несмотря на внешнеобманчивый расслабленный вид человека, которому ничего уже не нужно от жизни и он готов всем улыбаться бесплатно, на деле был весьма жестким и расчётливым предпринимателем. Он знал, что сохранить своё нейтрально-безопасное от интриг и сплетен положение парняги-растамана, будучи у власти почти невозможно, если не найти подставного палача, который будет озвучивать все непопулярные решения, принимая на себя огонь народного гнева и сохраняя чистой карму Альберта. Палача он легко нашёл в лице бывшей отверженной революционерки Маргариты, которая по старой памяти не прочь была иной раз ставить к стенке и расстреливать – ведь без стрельбы она уже не могла, даже сытая жизнь не избавила её от жестокой революционной зависимости.

        Маргарита цепким взглядом следила за каждым движением Алевтины, но её спокойствие перед лицом смерти сбивало Алевтину с толку. Это не было экзальтированное сумасшествие вожделеющего смерти инопланетянина Аркадия, это был холодный расчёт человека, у которого есть план.

        – Я хотела стать частью твоей армии, – неожиданно для себя произнесла Алевтина.

        – Нам тут такие не нужны! – выпятила губу Маргарита. – Тебя и взяли-то по блату!

        – Я не про офис... – печально покачала головой Алевтина. – Когда-то давным-давно, в прошлой жизни, ты жаловалась, что у всех Новый год, а ты одинока и всем не до тебя, даже смайлика в аську от тебя никто не ждёт... Тогда я хотела бросить мир к твоим ногам... За год я не сказала тебе и двух слов лишь потому что судьба познакомила нас в роковых для меня обстоятельствах и субординация навсегда лишила бы любые мои слова искренности.

        – Да кому нахуй интересен твой бред?! – воскликнула Маргарита. – Ты тут полофиса перестреляла, а теперь пытаешься мне душу излить?!

        Глаза Алевтины заволокло именно тем выражением отстранённой покорности судьбе, которым сопровождался каждый её офисный день.

        – У меня нет харизмы, чтобы быть твоим другом.

        – Мозга у тебя нет! – возмутилась Маргарита. – Поэтому тебя и выкинули отсюда. А друг у меня уже есть.

        В минуты истинного гнева красота покидала надменное лицо Королевы Офиса, однако мгновенно возвращалась, стоило ей вновь овладеть собой. Учиться владеть собою она начала одновременно с курсами по ношению платьев, уроками делового макияжа и дефиле на каблуках – с того самого дня, когда Альберт бережно перенёс её на руках с баррикад в президиум. Но иногда более древнее и сильное животно-революционное начало Маргариты прорывалось наружу звериным оскалом. Теперь, подкреплённое невыдуманной властью и невымышленными друзьями, его гнев был воистину страшен. Она давно возненавидела напоминающий ей собственное прошлое гадкого утёнка несуразно-асоциальный вид растрёпанной и ненакрашенной Алевтины с потусторонним взглядом с той стороны баррикад, где Маргарите по-настоящему никогда бы не хотелось оказаться. Алевтина не вписывалась в дружное стадо балагурящих негров, которые сразу унюхали в ней чужака и не впустили в свой круг. Не могла она попасть и в клуб избранных, поскольку Маргарите было совершенно не выгодно держать рядом с собой близнеца своей прошлой жизни и тем более, позволить ему повторить её путь. Ей хотелось лишь одного – чтобы Алевтина исчезла навсегда. Дипломатический политес, экзамен по которому она сдала лишь недавно, и любовь к длительному отдыху на зарубежных курортах, заставили Маргариту переспать с этим решением, а наутро она придумала нелепую отмазку, выставляющую её по её собственному мнению великодушным и мудрым руководителем. Циничное лицемерие не лучший способ пощадить чужие чувства, однако Маграрита решила воспользоваться именно им, поскольку он легче переваривался её собственными чувствами.

        Но здесь и сейчас не было места великосветской манерности.

        – На твою зарплату, неподтверждённую ничем кроме амбиций я могу взять троих негров! – торжествующе закричала Маргарита. – Я умею экономить деньги компании, папочка Альберт меня за это орально хвалит!!! И это он разрешил мне послать тебя нахуй! Я всегда спрашиваю его, можно ли мне уволить кого-нибудь неугодного и он никогда мне не отказывает!!!

        – Маргарита, умерь пыл, – предложила Алевтина, поднимая дробовик. Тёплая ностальгия по одиноким вечерам, наполненным выдуманными диалогами с Маргаритой умерла в её душе. – Твои сексуально-наркотические отношения с папочкой, приправленные порохом несостоявшейся революции волновали меня только в первые три дня нашего знакомства и только как сюжет для порнорассказа. Во всё остальное время моей жизни меня волнуют только деньги и тяжёлый рок. И я ещё на новогоднем корпоративе в ресторане поняла, что я чужая на вашем празднике жизни, когда меня нетактично послали из президентской ложи в танцующий партер.

        – Да!!! – вдохновлено подхватила Маргарита. – Тогда во время Серёжиной пламенной речи о том, что каждый раб в конторе может дослужиться до фараона если будет ежедневно сдавать свою кровь компании, когда клоун-тамада Рамиль Вертляволизов угодливо поинтересовался у меня, найду ли я себе преемника если вдруг у меня ближе к тридцати годам всё-таки начнётся личная жизнь и я ответила "Да", я имела ввиду не тебя!!! А Андрея!!! – указующий перст Маргариты выстрелил в ползущую на четвереньках вдоль стены к выходу контрабасоподобную фигуру чудом уцелевшего лучшего менеджера по продажам, Андрея Выхухолева. Маленькие круглые глазки Андрея испуганно вращались в своих орбитах, перебегая с дула дробовика Алевтины на дверь позади неё.

        – Ах, да... – досадливо поморщилась Алевтина и одним выстрелом завершила трусливые терзания честолюбивого толстяка Андрея, который уже почти пересел с вышедшей из моды во времена политбюро Волги на кредитный Форд Фокус и набрал по этому поводу плюс два килограмма самодовольства.

        Двух секунд, посвящённых Алевтиной Андрею, хватило Несокрушимой Предводительнице Инсургентов, Маргарите на то, чтобы осуществить свой план – выхватить из-за кресла тяжёлый М-16, отточенным движением снять с предохранителя и, почти не целясь грациозно всадить пулю Алевтине между глаз. Все последние годы она жила ради этого мгновения – хотя бы раз в жизни спустить курок по-настоящему, не в концентрические окружности, а в живое воплощение зла на Земле.

        – Настанет день и я устрою Революцию! И низвергну Систему! – глаза Несокрушимой Предводительницы Инсургентов пылали праведным огнём, палец плясал на курке, слившись с ним в сияющем экстазе.

        Алевтина инстинктивно отпрянула к стене, папм экшн вздрогнул в руке. Её ничего не выражающие в 99% случаев глаза на миг отразили какое-то чувство, смутно похожее на любовь. Потом всё погасло.

        – Отличная реакция, – пробормотала она пересохшими губами. – Блестяще точные выверенные движения. К сожалению, патроны бутафорские, как и Революция внутри. Зачем тебе делать революцию в Системе которая тебя кормит? Ты продукт общества потребления. У твоей войны давно нет цели. Ты воюешь лишь потому, что девушка-воин, бунтарь с перемазанным пылью юным лицом и слишком большим для её хрупкой фигуры автоматом – это так трогательно, что любому сильному мужчине захочется защищать это кусачее дитя вечно и тогда тебе будет легче выбирать. В твоей войне политики меньше чем кокетства и анархиста меньше чем артистки. Ты уже выиграла войну, твоя победа скоро позовёт тебя обедать.

        Ощущая сильный тремор в правой руке, Алевтина подняла дробовик. Пуля прошила безупречно-героическую грудь Несокрушимой Предводительницы Инсургентов, навеки остановив Революцию и погасив неукротимый огонь в её прекрасных глазах. Забрызганный кровью М-16 с гулким стуком упал на компьютер, встречая сообщение от Альберта Гашишева с традиционной просьбой об обеденном выгуле.

        Гулкие шаги Алевтины в тишине офиса саундтреком к замедленной съёмке крупным планом искорёженных тел вповалку за компьютерами, у кулера, в креслах, питчшифтом стоны умирающих и зловещий латинский хор, который они слышат, умирая.

        За Алевтиной по коридору бледной тенью следовал Серёжа. Они синхронно перешагнули тело юной Лизы, которую погубила любовь… А может всё-таки карьеризм? Ведь выгодно любить именно руководящую должность, а тем более странно, что оба объекта самых страстных Лизиных чувств гордо стоят у кормила власти… Нет, всё-таки любовь, – покачала головой Алевтина. Только любовь может слепо послать на верную смерть.

        Алевтина открыла дверь, в которую упирался коридор. Дверь была украшена анимешными рунами, котами и сердечками. Не заглядывая внутрь, Алевтина прямо из коридора наспех покрошила всех присутствующих в комнате.

        – Простите, пожалуйста, за то что не смогла уделить внимания каждому из вас отдельно! – крикнула она внутрь. – Каждый из вас, несомненно, уникальная творческая Личность и Индивидуум с большой буквы! Особенно ты, девка с панкушным хайром, в зелёных лосинах и розовом мини! Но я и вправду не знаю как вас всех зовут, поэтому ещё раз извините!

        Количество воплей и стонов соответствовало по представлению Алевтины количеству находящихся внутри, поэтому она не стала заглядывать в этот серпентарий ярких индивидуальностей и перешла к бухгалтерии, где оперативно расстреляла два первых стола и остановилась перед третьим.

        Третий стол принадлежал Людмиле Праведниковой, к которой Алевтина всегда испытывала наиболее искреннюю симпатию, которую только может испытывать бездуховный унылый средний класс. Эта девушка была из тех, при ком стыдно даже матом ругнуться, не то что всю комнату перестрелять. Алевтина поклялась себе, что будь Людмила на месте, вся бухгалтерия останется жить. Кроме Изольды Вульгариной, которую придётся вытащить в коридор за налаченный пергидрольный чуб.

        Людмила Праведникова отсутствовала в офисе. Вежливо застрелив главбуха Александру Певцову, Алевтина вскинула памп экшн на плечо и медленно направилась к истерично визжащей от ужаса Изольде Вульгариной. Именно она раньше всех начала неприкрыто ненавидеть Алевтину непонятно за что. Ещё в те славные времена, когда Алевтина дружелюбно улыбалась всем подряд и в её душе цвели только фиалки, Изольда плевала ей в след и шипела проклятия сквозь зубы, стискивающие сигарету или любой другой продолговатый предмет. Причины этой ненависти так и остались для Алевтины вечным секретом, однако несмотря на это, сама Изольда всегда неистово и необузданно нравилась Алевтине почти также как Маргарита Савенкочегеваркина… Хотя нет, чувства к Маргарите порождала душа Алевтины, чувства же к Изольде – совсем другой орган.

        Алевтина вплотную приблизилась к орущей Изольде и, не выпуская из руки дробовик, сжала ладонями её лицо и приподняла за подбородок. Выпученные от ужаса Изольдины голубые глаза грозились выпасть из утомлённых ночными пьянками орбит. Серьга в носу мелко тряслась. С выражением, способным в равной степени означать торжество и брезгливость, Алевтина впилась поцелуем в губы Изольды, не выпуская из рук ни её голову, ни дробовик. Серёжа в коридоре ахнул и присел на пол.

        Изольда не переставала верещать, вырываться и дрыгать ногами. Миниплатье задралось к подмышкам, толстенькие ляжки выплясывали танец первобытного ужаса. Размазанная по всему лицу яркая губная помада была похожа на кровь. Такая же кровь-помада теперь красовалась на лице Алевтины. Серёжа из коридора таращился во все глаза, рука пыталась нашарить что-то на полу, но он забыл, что именно и где это обычно находится…

        Алевтина отпустила охрипшую от визга Изольду и вышла из бухгалтерии.

        – Курить будешь? – робко спросил с пола Серёжа.

        Алевтина равнодушно кивнула. Серёжа достал из кармана сигареты и протянул ей. Алевтина присела рядом. Серёжа прикурил.

        – Почему они не выходят? – Алевтина кивнула на следующие две комнаты.

        – Наверное в службу спасения звонят, – пожал плечами Серёжа. – Или попрятались.

        – А смысл? – меланхолично поинтересовалась Алевтина.

        Серёжа равнодушно покачал головой. Они сидели рядом и курили. В бухгалтерии истерично хохотала Изольда. Алевтина и Серёжа переглянулись. Алевтина протянула дробовик, Серёжа спустил курок.

        – Что дальше?

        – Ружьё у тебя, ты решай, – Алевтина улыбнулась скользящей улыбкой. Такой же улыбкой она встречала его каждый день. Серёжа всегда очень эмоционально очаровывался людьми и разочаровывался в людях. Но теперь эмоции покинули его.

        – Нет. Я всегда и всё должен был решать. За всех. За всех подумать и решить. Я больше так не могу. Я передознулся ответственностью, понимаешь? Ведь в душе я сабмиссивный мазохист. Ну, то есть, – он вскинул глаза. – Не мазохист, а любитель разных ощущений... очень разных.

        Алевтина кивнула.

        – Всё в порядке, я знаю, когда забрать ответственность, а когда отдать.

        Она взяла у Серёжи дробовик и нехотя встала. Открылась дилемма – пойти вправо или влево. Куда бы она не пошла, из другой двери могут выбежать. С другой стороны, Альберт Гашишев уже потерял смысл своей жизни и он там один. Алевтина направилась в комнату слева.

        Вопреки её ожиданиям, в этой комнате никто не дрожал от ужаса и не прятался под столы. Там вообще ни о чём не знали, потому что за закрытой дверью клубился дым восточных благовоний и играло растаманское регги.

        – Хее, бро! – приветствовал залитую кровью Алевтину, сжимающую памп экшн бывший сосед по столу, Михаил Сёдзё-кун. Михаил был особенным. Он никогда не был частью стада, но стадо его восторженно принимало. В отличие от Алевтины, Михаил умел пользоваться любовью коллектива, не будучи им поглощённым. Всю свою короткую офисную жизнь Алевтина глубоко уважала Михаила и сомневалась, что у неё хватит душевных сил застрелить его сейчас, лишив несколько поколений юных сёдзё счастья перестрадать роман с Великим гуру и коллегой Алевтины по бдсму. Поэтому она решила сначала застрелить Федю. Но Феди нигде не было.

        Поскольку Михаил поздоровался с Алевтиной, остальные последовали его примеру, удивлённо разглядывая кровь на одежде Алевтины, помаду на её лице и дробовик в руке.

        – А где Федя?.. – робко спросила Алевтина.

        – На двери написано!!! – хором заржали все обитатели комнаты, которую их начальник Федя Перестукин чтил своим присутствием раз в полгода по полдня через день. По этому поводу на двери висела бумажка, сообщающая ходокам к Фёдору, что ходоки могут ходить нахуй и искать Федю там.

        Алевтина вздохнула. Глупо перестрелять весь офис, кучу невинных людей и не застрелить Федю. Федя раздражал Алевтину с третьего дня совместной работы с ним, но застрелить его раньше она не могла, поскольку наверняка лишилась бы премии.

        Наконец и Михаил Сёдзё-кун разглядел дробовик в руке Алевтины.

        – А, так ты Федю ищешь?! – радостно прокричал он. – Так он с девчонками кадрится как обычно в дальней комнате!

        Алевтина мысленно обругала себя за тугоумие. В дальней комнате располагался личный гарем Фёдора, куда он собрал весь цветник своих подчинённых и большую часть рабочего времени когда он всё-таки находился в офисе, показывал им там свой павлиний хвост.

        Федя Перестукин страдал классическим комплексом самого лучшего мальчика в детском саду. С двух лет он усвоил, что поглаживание по головке и заветную похвалу получит только тот мальчик, который сам ходит на горшочек, сам вытирает попку, хорошо кушает кашку, не плюёт в слюнявчик, не задирает девочек, не берёт чужие игрушки, слушается старших, не устраивает истерик, аккуратно заправляет рубашечку в колготки и шортики, не писается в постель по ночам, учится на одни пятёрки, вовремя делает уроки, не огорчает маму и папу, звонким голосом поёт со всеми пионерские песни, пылко обличает кровавый режим, с первого раза сам поступил в институт, исправно посещал все лекции, семинары, коллоквиумы и собрания студенческого профсоюза, ни разу не был замечен в неодобренных родителями связях с девочками, женился на третьем курсе на однокурснице, купил квартиру в замкадье в ипотеку, родил румяного богатыря и каждый день звонит ему с работы, раздражая подчинённых бесконечным телефонным сюсюканием с полуторагодовалым ребёнком, изредка прерываемым для сухих приказов жене что надо сделать по хозяйству. Идеальный во всём от начищенных ботинок до хорошо поставленного звонкого голоса весёлого фашиста, Федя был до тошноты презираем всеми своими подчинёнными кроме девочек гарема. Но в своём сияющем самодовольстве он даже не подозревал об этом. Он очень завидовал Альберту, у которого была верная соратница в лице Маргариты и Серёже, у которого была верная соратница в лице Розы, и очень сильно мечтал, что когда-нибудь и у него тоже будет верное лицо собственной соратницы. Он не учёл лишь того, что Альберту и Серёже, как властьимущим, предписывалась уставом штатная сосальщица, в то время, как Федя сам занимал в иерархии сосущую позицию и уставом ему больше ничего не полагалось. Поэтому он периодически язычком напоминал Маргарите о том, что ему бы девочку, ведь он уже большой мальчик, но вместо девочки ему в конце концов выдали Алевтину, что привело Федю в тихий ужас и в тридцать лет он всё-таки начал по ночам писаться в постель. Впервые проснувшись в луже, он позвонил Маргарите и слёзно попросил избавить его от бестолковой Алевтины, заменив её на гораздо более умную и сообразительную тёзку Маргариты – Риту Гламурину, а впоследствии и целым гаремом. Маргарита с облегчением согласилась, поскольку и сама давно недоумевала, зачем их коллективу безыдейная Алевтина с амбициями вместо трудолюбия и, к тому же, адски чесались пальцы без курка.

        Пальцы Алевтины без курка никогда не чесались, просто она вдруг поняла, что в этом мире её никогда не примет ни один социум, поскольку влиятельные друзья обходят её стороной, а обещавший, стоя на коленях, золотые горы Валера на влиятельного друга никак не тянул.

        Юная секретарша Лиза была без ума от Феди Перестукина, и в меру своего старания пыталась заботиться о нём пирогами, блинами и широкой улыбкой верного лица соратницы. Ведь за таким мужчиной как Федя женщина может чувствовать себя как за каменной стеной. Лиза в свои 19 лет была ещё слишком наивна, чтобы понимать, что за этой каменной стеной очень тесно и она давит, полностью лишая личного пространства, что могла бы подтвердить Лизе жена Феди, если бы у неё было время между заменой подгузников, приготовлением борща, нотациями мужа о том как она была сегодня неидеальна и истериками по поводу своей неудавшейся жизни, где ей будет вечно уготована унылая роль послушной жены Идеального Феди, Который Никогда Больше Не Писается в Постель.

        Жену Феди Алевтина спасла одним выстрелом в область идеально голубых глаз Феди. Федин гарем синхронно завизжал и был уложен штабелями вокруг кумира, как и было при жизни. Алевтина даже не потрудилась проверить свою меткость, размышляя о том, как теперь эта свободная женщина сможет наконец-то найти себе мужика, который будет целыми днями бухать, валяться на диване и рубиться в варкрафт по инету. Впрочем, проверять свою меткость Алевтине и не было нужно – сразу после звука последнего упавшего в гаремной тела удивлённую тишину офиса взорвали торжествующие вопли оставшихся пятерых подчинённых Феди и радостные хлопки по ладоням друг друга менеджеров – Васи и Михаила, а также сдержанные восхищённые повизгивания девушек. Алевтина развернулась с чувством выполненного долга. Её ждал кабинет Альберта.

        В коридоре грустно сидел Серёжа. Он больше не ходил за ней по пятам.

        – Не выходил? – кивнула Алевтина на дверь генерального. Серёжа покачал головой.

        – Сидит в засаде с калашом, – равнодушно сообщил он. – Ты войдёшь, он тебя грохнет. Он этот калаш всегда под столом прячет – там как раз места для двоих – Марго и калаша.

        Алевтина недобро сощурилась.

        – А я думала, теперь он позовёт меня занять место Маргариты. Я такая же как она, только на более ранней ступени эволюции. Я тоже асоциальный злой волчонок, которому нужна рука хозяина чтобы отрастить крылья и открыть ему путь в небо.

        – Дура, – беззлобно констатировал Серёжа. – Тебя до нужного уровня качать ещё полжизни. Кому охота время тратить? Сходи лучше пулю встреть.

        Алевтина вздохнула. К глазам подступали слёзы. Она по-прежнему никому не нужна. Перестреляв всех, кому она была отвратительна, она не увеличила количества тех, кому отвратительна ещё не была. Памп экшн с гулким стуком выпал из ослабевшей руки. Он больше не понадобится, она идёт встретить смерть от руки такого друга, какого у неё никогда не было, нет, и не будет.

        Алевтина постучала в дверь. В эту дверь она всегда стучала. Как и во многие другие. Ей не открыли нигде. И за этой дверью тоже глумилась тишина.

        В засаде, вспомнила Алевтина, медленно открыла дверь, закрыла глаза и шагнула вперёд.

        Тишина продолжала глумиться. Алевтина открыла глаза. Альберт сидел за своим столом, положив голову на руки. По рукам и столу текла кровь. Окно за спиной Альберта было окрашено в бело-красные цвета, символ победы Спартака. Калаш валялся рядом. В этот раз Спартака не распнут. Алевтина сползла по стене и горько заплакала. Что она наделала… Аркадий, Маргарита и Альберт были самыми замечательными людьми на свете и в гораздо большей степени чем Алевтина заслуживали всего что они имели в гораздо большей степени.

        В коридоре раздался последний одинокий выстрел. Алевтина вздохнула и, с трудом встав, на шатающихся ногах поплелась к выходу. Перешагивая через тело Серёжи она ещё раз подумала о несправедливости и о своей нереализованной мечте детства – иметь друзей.

        К лифту Алевтина вернулась с мыслью, что даже перестреляв весь мир, сама она лучше не станет. У неё нет стимула становиться лучше – социум всё равно её отторгнет, как это было всю жизнь. В этом мире ей нет места нигде – от офисного ада до вагона метро – везде где больше двоих, она будет третьей лишней.

        Погружённая в эти грустные мысли Алевтина не заметила как из комнаты, находящейся по другую сторону от лифта, выскочил Гарольд Фэгээмов – новый сотрудник, приглашённый в контору заниматься тем, чем хотела заниматься она и по этому поводу первым делом предложивший отфутболить Алевтину нахуй пока она не обкакала ему малину. Предложение было встречено всеобщей радостью. Любые предложения Гарольда Фэгээмова всегда встречали радостью, потому что сам он струился классической политкорректной американской радостью, картошкой фри и кока-колой. Его короткие штанишки и безупречно белые носочки могли бы сделать его лучшим другом Феди Перестукина, однако Федя, напротив, узрел в нём конкурента и попросил выселить за пределы офиса. Поэтому-то Алевтина и забыла про Гарольда – она не успела присвоить ему свой персональный идентификатор. Гарольд Фэгээмов не сидел без дела пока весь офис крошили в капусту. Он просчитал на калькуляторе, что после смерти всех учредителей и Феди именно он, Гарольд, автоматически становится Царём Горы и быстренько вовлёк мильон муравьёв в дело построения вундервафли только белыми методами. Когда Алевтина вернулась к лифту, вундервафля была уже готова и Гарольд, торжествующе возопив фальцетом, направил все стволы на Алевтину и нажал красную кнопку.

        В тот же миг офисное здание обрушилось, погребя под обломками всех, кто в нём находился. Гарольд вовлёк слишком много муравьёв и в самозабвенном трудоголическом экстазе они не рассчитали дозу. Ещё через секунду на месте целого города осталась дымящаяся воронка. Слишком много муравьёв, Гарольд... В общем, вы уже поняли, из-за кого в тот день погибла вся Россия.

        Через 10 лет Америка полностью колонизировала руины некогда великой державы.